Когда приезжаешь к своим подзащитным в СИЗО, всегда говоришь с ними не только о юридическом (какие ходатайства заявить, что приобщить, кому из свидетелей какие вопросы задать), но и о простых бытовых вещах. О том, что там в мире происходит. А они нам рассказывают о жизни за решеткой. Иногда - с неподдельным, практически исследовательским интересом.
Вчера была у одного из своих доверителей в "Крестах". Решила записать кое-что из того, что он мне рассказал.
...
Я очень давно хотел прочитать "Воскресение" Толстого, но все руки не доходили. А тут меня заводят в камеру, смотрю - книга лежит. Такое вот совпадение.
Теперь читаю и удивляюсь, что это все про нас, что ничего не изменилось. Тюрьма, каторга, уголовные и политические заключённые. Вся система та же. Странно, что эту книгу в СИЗО не запретили.
Толстой в каждом герое видит что-то человеческое. Я тоже стараюсь.
Столько разных людей вокруг. Мне комфортней с теми, кто здесь за мошенничество - люди умные и чаще всего интеллигентные.
Но и те, кто тут за наркотики, а это каждый второй, тоже умные на самом деле. Я не про политику, новости, историю - я про бытовое что-то, житейское. Они знают, как себя вести, как тут жить. Помогают, подсказывают. Мне с ними не страшно.
Некоторые уже привыкли к СИЗО и колониям, за двадцать лет хорошо если четыре года провели на воле. Кажется, тюрьма никого не исправляет - все сюда возвращаются, даже если обещают завязать. Они просто люди, они живут так, как им легче.
А другой парень пытался вены себе порезать. Причем по-настоящему - вдоль. Не мог смириться, что ему могут дать пожизненное. Но жив - спасли. Хорошо, что спасли, я очень переживал за него.
Следователи, конвой, сотрудники изолятора - они тоже просто люди. А мы, заключённые, для них просто работа. Надо нас отвезти туда, вывести сюда - они делают. Они, может, в нас не всегда людей видят. А я в них стараюсь разглядеть. Пока получается.
Думаю выйти отсюда, немного отдохнуть и тоже что-то написать, даже заметки стал делать. Только вот суда дождусь сначала.
...
Толстого я, честно говоря, не люблю. Но если один мальчишка умудряется, сидя в "Крестах" по нелепому обвинению, увидеть в людях людей сквозь этот роман - тогда претензии к вам, Лев Николаевич, снимаются.